(начало: «ОМ», 2012, №5-12; «ОМ», 2013, №1-8, 10-11)
Как преподобный Вавила превратился в Святого Авила
В предыдущей статье мы остановились на том, как летом 2004 года Вавилов Дол превратился в первый на территории Саратовской области официальный объект православного поклонения (ОПП). Напомню, произошло это при большом стечении народа, многих руководителей муниципальных районов Саратовской области. А красную ленточку на входе в новый ОПП, помимо Владыки Лонгина, перерезали тогдашние глава Ивантеевского района Любовь Каленова и губернатор Дмитрий Аяцков.
С тех пор прошло без малого 10 лет. Саратовская епархия, превратившаяся в митрополию, организует традиционные ежегодные крестные ходы из Саратова в Вавилов Дол. Сегодня саратовские православные имеют аж целых 12 местночтимых святых, которые были канонизированы нашей епархией в годы архиерейства митрополита Лонгина. Но удивительное дело — ни один из этих святых не имеет никакого отношения ни к новоявленной святыне — Вавилову Долу, ни к якобы происходящим на этом месте чудесам. В общем, чудеса творятся, а чудотворцы отсутствуют. И в итоге сложилась парадоксальная ситуация, которую можно обозначить как «святыня без святых».
Ситуация, когда объектом религиозного поклонения становится не место, связанное с какими-либо людьми и их подвигами за веру, а просто природный объект — довольно необычна для православной традиции. Все это приближает современное православие к банальному язычеству. Причем эта новая для РПЦ тенденция проявляется не только на территории Саратовской митрополии. В соседних Пензенской и Волгоградской областях имеют место вопиющие прецеденты подобного сорта, которые я бы назвал «православным рейдерством языческих объектов и обрядов». Позднее я намерен подробно поговорить об этой тенденции. Нам будет любопытно оценить, как эти новоявленные языческо-православные «святыни» соседних регионов влияют на жизнь саратовских верующих. И как реагирует на это наше епархиальное руководство. А пока вернемся к Вавилову Долу.
Должен признать, что автор этих строк далеко не первый, кто обратил внимание на парадоксальность существования «святыни без святых», которая едва ли могла соответствовать канонам классического православия. Известный православный пропагандист, протоиерей Михаил Воробьев в своей книге «Вавилов Дол. Сокрытая святыня», выпущенной Саратовским епархиальным издательством в 2011 году, попытался не только объяснить, но и оправдать этот феномен. Вот что он пишет:
«Это не означает, конечно, что для подтверждения благодатности каждой святыни необходимы какие-то исторические документы. Отнюдь нет. Прежде всего это касается святынь, явленных в последнее столетие и связанных с жизнью новомучеников и исповедников советского времени. Свидетели их подвига были расстреляны вместе с ними или умерли совершенно естественным способом, не записав никаких воспоминаний. В газетах того времени об этом попросту не писали. А документы карательных органов, если и были составлены более или менее вразумительно и объективно и не были уничтожены, надолго, если не навсегда, погребены в спецархивах.
Но дело не в документах и исторических свидетельствах. Точнее, не только в них. История ведь, по большому счету, является вероятностной наукой, и самые однозначные документы допускают разные интерпретации. Дело в соборном духовном опыте церкви, который является единственным средством отличить подлинное от ложного, правду от вымысла.
Соборный опыт церкви безошибочно подтверждает святость, даже если о самом подвижнике не сохранилось никаких свидетельств, которые историческая наука принимает в качестве достоверных доказательств» (Воробьев М. Вавилов Дол. Сокрытая святыня, 2011. с.11-12).
Как видим, отец Михаил Воробьев учит читателей своей книги в вопросе о святости того или иного места доверять такому странному критерию, как «соборный духовный опыт церкви». Очевидно, что в теории данный критерий практически невозможно формализовать. Это что-то вроде «коллективного бессознательного» в психологии или «личного внутреннего убеждения» в юриспруденции. Возможно, применительно к какой-то иной ситуации с отцом Михаилом можно было бы и согласиться, но только не в случае с Вавиловым Долом. Здесь протоиерей Воробьев не просто лукавит — он бессовестно лжет. Дело в том, что история так называемых «новомучеников Вавилова Дола» и всех их подвигов довольно хорошо описана. И то, что современные идеологи Саратовской епархии пытаются уйти от подробного и обстоятельного разговора о «подвигах» этих самых «новомучеников», укрываются за мнимым отсутствием исторических фактов и документов, говорит о многом.
Стоит хотя бы вкратце рассказать, как наиболее продвинутые жители Ивантеевского района, исходя из своих скромных ресурсов и возможностей, попытались заполнить вакуум святости, который образовался вокруг появившегося в их районе по воле епископа Лонгина нового ОПП.
Мои ивантеевские герои — женщина и мужчина преклонных лет. Это Нина Алексеевна Гусева из Ивантеевки и Александр Михайлович Лисицын из села Бертеневка Ивантеевского района. Об этих людях мне рассказал старейший саратовский журналист Евгений Федорович Саблин, долгие годы возглавлявший ивантеевскую «районку» и хорошо знающий многих аборигенов. В советские годы господин Лисицын был вторым секретарем ивантеевского РК ВЛКСМ. Затем стал учительствовать в бертеневской сельской школе — преподавал историю и географию. И, как и всякий неравнодушный человек, очень увлекался историей родного края, всемерно стараясь привить любовь к «малой родине» своим ученикам. В 2008 году, когда Вавилов Дол уже функционировал вовсю в качестве официальной «сокрытой святыни» Саратовской епархии, но своих святых, связанных с этим местом так и не появилось, Александр Лисицын по своей личной инициативе выпустил книгу «Край трех Иргизов». По-видимому, простой сельский учитель был весьма ограничен в средствах, поэтому его книга вышла тиражом всего в 500 экземпляров.
Тем не менее, именно в этом издании была предпринята весьма смелая попытка разрешить агиографический парадокс. Александр Лисицын рассказал еще об одном святом, который более двухсот лет назад обитал на территории Вавилова Дола. На мой взгляд, Александр Михайлович просто захотел оказать посильную услугу официальным епархиальным агиографам. Услуга Александра Лисицына заключалась в том, что он заменил мифического «преподобного Вавилу» на иную легендарную личность — Святого Авила. При этом Святой Авил, если верить писаниям Лисицына, был вполне осязаемым историческим персонажем. Во всяком случае, в книге этот тезис подкрепляется ссылками на некие архивные документы и монастырские летописи.
В отличие от преподобного Вавилы, Святой Авил жил не в петровскую эпоху, а во времена правления Екатерины Великой. То есть не в начале, а в конце ХVIII века. Второе существенное отличие Авила от Вавилы в том, что Святой Авил никогда не был разбойником. Он был старообрядческим монахом-отшельником, искавшим покоя от мирских сует в долине двух Иргизов. Правда, отношение Святого Авила к нераскаявшимся злоумышленникам было вполне доброжелательным, поскольку этот монах вполне сознательно укрывал от властей опасного государственного преступника.
В книге Александра Лисицына этим событиям посвящена целая глава, которая так и называется — «Святой Авил»:
«С этим событием, как повествуют архивные документы, связана история первого упоминания о природной достопримечательности Ивантеевского района — Авиловом Доле.
Предводитель разбойничьих людей, желавших освобождения Емельяна Пугачева, «Черная Борода», после неудавшегося освобождения народного героя, подвергся страшным пыткам и ослеплению. Затем была проведена устрашающая и показательная казнь через повешение. Но во время казни веревка не выдержала и оборвалась. Бездыханное, изуродованное тело «Черной Бороды» было брошено в Иргиз. Но по необъяснимым причинам он оказался жив. Как повествует документ иргизского Спасо-Преображенского монастыря от 1778 года, раненого под покровом ночи вывезли в уединенную пустынь к монаху-отшельнику Авиле. Молитвами, врачеванием, целебной родниковой водой он сумел вылечить человека.
Кто такой Авил? Летописец иргизского Спасо-Преображенского монастыря в 1764 году еще упоминал о молодом, но уже благочестивом монахе, который «… исправно денно и нощно… отмаливает грехи покаянно и уединенно в степном лесу за отцом Иргизом…». В документах Средне-Никольского старообрядческого скита приблизительно в это же время говорится о молодом монахе — «…благочестие оного дано не каждому чтивому старцу…».
Таким образом, Авил вел аскетический образ жизни отшельника. Его глубокая святость, преданность служению Богу вызывали уважение и почитание среди единоверцев. Люди верили в святость его проповедей. Поэтому к нему совершали паломничество со всех близлежащих монастырей и скитов. Частыми ходоками к святому Авиле были и представители хвалынских старообрядческих монастырей, где в мастерских старообрядческой иконописи омывали иконы «святой водой из степного Иргизья». «Вода та благодатная: исцеляет, благочестит, лики святых озаряет живым светом божьим», — так говорили художники-иконописцы.
Авил исцелил «Черную Бороду». В долгих беседах с ним излечил его бунтарскую душу. Проповедник «помазал» (назвал) его своим братом по служению Богу и дал ему монашеское имя Ефимий.
Брат Ефимий углубился в изучение церковных молитв и книг по памяти, постиг таким образом науку проповедника. У него открылся особый дар. Как пишет летописец, он, лишенный зрения, начинал видеть контуры человека, пришедшего к «святому источнику» с чистыми помыслами и богоугодными желаниями.
После смерти Святого Авилы в 1819 году у его могилы совершались молитвенные службы, а байрачный лес с подземными родниками стал называться Авиловым святым местом» (Лисицын А.М. Край трех Иргизов: Краеведческая повесть о степном Ивантеевском районе саратовского Заволжья, 2008. с.56).
Давайте проанализируем информацию, опубликованную учителем-краеведом. К сожалению, Александр Лисицын не указывает не только источник цитируемых им исторических документов, но в его повествовании отсутствует даже название этих документов. Поэтому довольно сложно верифицировать их достоверность. При этом нам просто необходимо выяснить одну простую вещь: не является ли приведенная выше цитата плодом фантазии деревенского графомана. Даже намек на то, что монах-затворник Авил стал святым еще при жизни, коренным образом расходится с христианской традицией. Что, в свою очередь, вызывает очень большие сомнения в достоверности сообщаемой краеведом Лисицыным информации.
Впрочем, каким бы ни оказался ответ на этот вопрос, он в любом случае будет звучать как обвинительный вердикт руководству местной епархии РПЦ. Если Святой Авил — выдумка краеведа Лисицына или продукт устного народного творчества местных аборигенов — это еще полбеды. Это означает, что Владыка Лонгин создал православную «сокрытую святыню» на пустом месте, опираясь лишь на сплетни и россказни, либо в «раскрутке» этого места среди верующих был материальный и карьерный интерес ивантеевских чиновников и бизнесменов.
А если все же принять за истину, что Святой Авил существовал в реальности и занимался ровно тем, о чем пишет Александр Лисицын… В этом случае митрополит Лонгин вообще попадает в архискверное положение. Ведь тогда выходит, что православный Владыка в чине епископа инициировал на вверенной ему территории объявление православной святыней места, где священнодействовал враждебный официальному православию старообрядческий монах. И не просто «священнодействовал», но и дерзко нарушал обязательные для всех православных клириков директивы Священного Синода. А именно: Святой Авил укрывал в своем жилище «Черную Бороду», который был не просто атаманом разбойников, но государственным преступником, совершившим попытку освобождения Емельяна Пугачева. Официальная установка православной церкви на этот счет была однозначна. Вот что пишет об этом известный религиовед Юрий Субботин в книге «Православные таинства»:
«13 апреля 1722 года царь Петр I указом обязал духовенство полученные на исповеди сведения о «преднамеренных злодействах против службы государевой или церкви» немедленно сообщать властям. 2 мая 1722 года уже Святейший Синод, высший орган Русской Православной Церкви, своим указом разъясняет священникам, как следует выполнять царский указ: «Если кто при исповеди объявит духовному отцу своему какое-нибудь несовершённое, но замышленное им воровство (т.е. преступление. — Ю.С.), наиболее же измену или бунт на государя, или на государство, или на фамилию его величества, то о таком лице немедля да объявлено будет властям предержащим. Сим объявлением духовник не преступает правила, но еще и исполняет веление господне».
Как видно из разъяснения, священник должен был в первую очередь сообщать о готовящихся, замышленных или исполненных попытках выступления против самодержавия, а не об уголовных преступлениях» (Субботин Ю.К. Православные таинства, 1990. с.69).
А уж устраивать при таком раскладе ежегодные крестные ходы к этому месту — это даже не верх безнравственности и исторического невежества. Это действия, граничащие с кощунством. Напомню, что крестные ходы в Вавилов Дол совершаются в честь и память об убиенных «царственных страстотерпцах». Соответственно, им же возносятся и молебны. Согласно всей драматургии этого действа, церковники внушают верующим, что «помазанников божьих» лишили жизни враги церкви и бунтовщики против государя. «…От богоборцев за благочестие возненавиденные, / и сего ради яко Православия столпи, / слугами Диавола убиенныя»,— гласит официально утвержденный РПЦ кондак святым царственным страстотерпцам. Что же, возражать не будем. Но тогда получается, что традиционный коллективный молебен «убиенным помазанникам божьим» совершается на том месте, где Святой Авил укрывал человека, поднявшегося с оружием в руках против этих самых помазанников (то есть, используя лексику кондака, — один из «слуг Диавола»). Как видим, введение в агиографический оборот Святого Авила способно не просто довести ситуацию до абсурда, но грозит перерасти в серьезный теологический скандал. Однако нашего Владыку Лонгина это, похоже, ничуть не волнует. Саратовская епархия объявляет крестный ход в Вавилов Дол. И не просто объявляет, а возводит этот крестный ход в формат ежегодного ритуала. Причем делается это, если верить официальным церковным месседжам, с одной-единственной целью — чтобы верующие смогли возносить молитвы царственным страстотерпцам на всем пути следования крестного хода протяженностью около 500 километров. Как говорится, вольным — воля! В итоге апогей этого волшебного пира духа наступает в овраге Ивантеевского района, где во времена оно священнодействовали враждебный православию монах-раскольник Авил и пособник самозванца Пугачева по кличке «Черная Борода» — участник вооруженного мятежа против государыни-императрицы Екатерины Великой. И так уж четверть тысячелетия назад эта «сладкая парочка» исправно клала поклоны Господу Богу, что тогда же монах-старообрядец Авил на полном серьезе получил титул «святого», а государственный преступник превратился в православного монаха. В итоге все это благолепие в 2004 году церковно узаконили епископ Лонгин вкупе с примкнувшим к нему губернатором Аяцковым. Аминь!
Понятно, что факт официального церковного признания святости старообрядческого монаха Авила в качестве покровителя и родоначальника ныне обретенной официальной православной «сокрытой святыни» Вавилова Дола, хотя бы на уровне общественного сознания, способен вызвать серьезный теологический скандал. Надеюсь, должностные лица Саратовской епархии хорошо понимают все пагубные последствия этого шага для их церковной карьеры и без меня убогого. Во всяком случае, на официальном сайте Саратовской епархии о «святом Авиле» не упоминается ни словом, ни намеком. Чего не скажешь об ивантеевских номенклатурных аборигенах, неискушенных в хитросплетениях церковных интриг.
В районном центре многое делается, чтобы воскресить в народной памяти светлый образ Святого Авила и привязать его к Вавилову Долу. Прима ивантеевской поэзии Нина Гусева, руководитель аппарата районной администрации, создала целый цикл на тему Вавилова Дола. Примечательно, что многие из стихотворений были посвящены какой-либо из составляющих «православной святыни». Обращает на себя внимание, что в поэтических произведениях Нины Алексеевны в качестве духовного зачинателя Вавилова Дола упоминался легендарный старообрядческий монах Авил. При этом поэтесса-чиновница делает упор на очевидную святость своего лирического героя. И, соответственно, на происходившие от этой святости чудеса. Например, для пропаганды источника ивантеевской «святой воды» было рождено следующее произведение:
Сей источник не простой —
Он, источник, есть святой.
Кто умылся — тот прозрел,
Тот душою просветлел.
А кому-то дал он силы.
Вот такой он Дол Авилы.
Собирает здесь народ
И надежду всем дает.
Святость монаха Авилы, укрывавшего опасного государственного преступника, воспевалась Гусевой и в стихотворении, написанном для «могилы неизвестного монаха». Это ничего, что могила импровизированная, а под крестом никто не лежит. Народная поэтесса из Ивантеевки имеет на этот счет свое особое мнение:
В молитвах жил монах святой,
И шел народ к нему толпой.
Кто утешение искал,
А кто-то слабость не скрывал.
Монах старался всем помочь.
Молился Богу день и ночь.
Ушел из жизни наш святой,
Нашел он здесь приют, покой.
Но наибольшей патетики Нина Гусева достигает в стихотворении о «поминальном камне», установленном неподалеку от ограды Вавилова Дола. Здесь следует пояснить: тот, кто считает, что «поминальный камень» — это нечто вроде «поминального столика» на кладбище, глубоко заблуждается. В реальности «поминальный камень» Вавилова Дола представляет не очень высокое (примерно в человеческий рост) сооружение из красного кирпича с вмонтированной в него плитой из черного мрамора. На самой плите размещен текст агитки, сверху и снизу от которого в мраморе проделаны стилизованные выбоины будто бы от пуль. Хотя, с учетом нашей русской ментальности, нельзя исключать, что кто-либо из наиболее ретивых верующих усомнился в соответствии «поминального камня» православной традиции, взял, да и пальнул по «бесовскому сооружению». Впрочем, самое время «порадовать» читателей еще одним творением Нины Алексеевны:
Прохожий, встань и поклонись,
За Русь святую помолись!
И за отцов, и за матерей,
И за себя, и за детей.
За то, чтоб Русь наша жила
Без слез, без дыма, без огня.
Не знали б дети слов «война»,
Будь трижды проклята она!
Ведь Солнце на Земле одно
И ярко светит всем оно.
Будь ты чиновник иль солдат —
Живи ты с миром, словно брат,
И руку дружбы протяни,
Себя крестом ты осени.
Прохожий, встань и поклонись,
За Русь святую помолись!
(Все приведенные выше стихотворения Н.А. Гусевой цитируются по книге: Лисицын А.М. Край трех Иргизов: Краеведческая повесть о степном Ивантеевском районе саратовского Заволжья, 2008. с.147-150.)
«Когда я слышу поэзию Нины Гусевой, у меня внутри что-то содрогается, а на глаза невольно наворачиваются слезы»,— говорит мне саратовский поэт и журналист, руководитель литературного клуба «Голоса поколений» при областном доме работников искусств Евгений Саблин. Вряд ли я смогу что-либо добавить к этой оценке.
«Мученики Вавилова Дола» — кто они?
Так почему же верующие люди устремляются в Вавилов Дол? Какая такая святая субстанция обитает в этом месте? И почему Саратовская митрополия во главе с Владыкой Лонгиным не торопится обзавестись хотя бы одним местночтимым святым, совершавшим «подвиги» в овраге под Ивантеевкой? Эти вопросы продолжают мучить и одолевать не только меня. Ответы на них пытаются найти как официальные клирики РПЦ, так и неверующие вроде вашего покорного слуги. Правда, цели наших поисков кардинально противоположны. Церковники ищут хоть какое-то объяснение и оправдание действиям своего руководителя, фактически освятившего непонятно что. И, более того, церковно узаконившего традицию совершать ежегодные крестные ходы к этому месту.
В зависимости от ответов на эти вопросы любой непредвзятый человек сможет составить адекватное представление о методах, практикуемых сегодня руководителями и штатными пропагандистами Саратовской митрополии. Но, соблюдая традиции плюрализма, все же стоит начать с мнений, высказанных моими церковными оппонентами. Уже известный читателю вольский протоиерей Михаил Воробьев дает следующие ответы на повисающие в воздухе вопросы о причине святости Вавилова Дола и притягательности этого места для верующих.
«Но Вавилов Дол как действительная, а не мнимая святыня притягивает к себе каждого духовно чуткого человека, который хотя бы однажды побывал там. И стремимся мы туда не за здоровьем, не за решением семейных проблем или других жизненных трудностей. Нам хочется молиться там, где молились мученики и исповедники ушедшего столетия. Нам хочется дышать тем же воздухом, каким дышали они, видеть то же небо, тот же сохраняемый от осквернения их подвижнической молитвой Божий мир.
Подвижники Вавилова Дола, как и множество других исповедников веры, доказали, что, претерпев видимое поражение от господствующего в мире греха, можно одержать нравственную победу над ним. Знать об этом, верить в возможность этой победы очень важно для нас, живущих в других условиях, но искушаемых тем же злом, которое изменило только свою личину.
Наверное, в основу каждого паломничества к христианским святыням можно положить слова апостола Павла: «Поминайте наставников ваших, которые проповедовали вам слово Божие, и, взирая на кончину их жизни, подражайте вере их» (Евр. 13,6).
Нам жизненно важно подражать вере святых. Вере, которая, будучи «осуществлением ожидаемого» (Евр. 11,1), превращала места, где они жили, в земные уголки Небесного Царства. Нам нужно подражать их вере, заботливо оберегая себя от пустосвятства, которое нам навязывает лежащий во зле мир» (Воробьев М. Вавилов Дол. Сокрытая святыня, 2011. с.15-16).
Так кто же они — «мученики Вавилова Дола», чье невидимое присутствие ощущается в воздухе этого места? Какой такой подвиг во имя веры и Господа Бога нашего Иисуса Христа они совершили, что именно на них призывает равняться и подражать вере этих «праведников» уважаемый православный пастырь из города Вольска? И за какие заслуги протоиерей Михаил Воробьев провозглашает Вавилов Дол «земным уголком Небесного Царства»? Обстоятельных ответов в книге отца Михаила нет. Вместо этого неоднократно, как заклинание, повторяется: «Нам хочется…». В этой связи вспоминается популярная поговорка: «Если нельзя, но очень хочется, тогда можно!». Применительно к описываемой ситуации она представляется вполне уместной.
О самих «мучениках» в книге сообщается до обидного мало. А то, что сообщается, не является оригинальной информацией. Большинство из цитат, которые будут приведены ниже, протоиерей Михаил Воробьев без зазрения совести и с очень незначительными модификациями позаимствовал из информационного сообщения пресс-службы Саратовской епархии. Информационная заметка, которой воспользовался вольский батюшка, называлась «Завершился традиционный крестный ход в Вавилов Дол». Она была размещена на епархиальном сайте семь лет назад — в 2006 году. И до сих пор находится в свободном доступе. Правда, автор этой заметки, в отличие от батюшки Воробьева, утверждает, что традиция совершать крестные ходы в Вавилов Дол возникла в Саратовской епархии еще в 2000 году. Надо думать, без благословения Владыки Александра. Причем в заметке указывается, что те первые, «самопальные», крестные ходы в Вавилов Дол начинались не в Саратове, а в Балаково.
Однако вернусь к обещанным цитатам из книги Воробьева:
«Известно только, что в 20-е годы ушедшего столетия здесь (в Вавиловом Доле. — Авт.) находили пристанище возвращающиеся из ссылок безместные священники, изгнанные из закрытых обителей монахи, не желавшие служить безбожной власти миряне. (…)
В этих условиях в Вавиловом Доле, глубоком и длинном овраге, в течение нескольких лет жила сплоченная православная община. Священники совершали богослужения в Никольском храме, построенном еще до октябрьского переворота. Монахи беседовали с приходящими за десятки верст крестьянами, убеждая их, что все пророчества Священного Писания должны обязательно сбыться.
В 1929 году почти все обитатели Вавилова Дола были арестованы. Суд, проходивший в Самаре, был скорым и немилосердным. Иван Осипович Дорофеев (монах Святой горы Афон, монашеское имя неизвестно), священники Иоанн Журавлев и Анисим Пряхин, миряне Степан Агапович Турапин, Кондратий Федорович Молодых и Федор Александрович Малов были приговорены к расстрелу. Священников Серафима Белова и Александра Корнилова, монахиню Евгению Матвеевну Афанасьеву (монашеское имя неизвестно), крестьян, помогавших духовенству, приговорили к длительным срокам заключения. Сам Вавилов Дол был полностью разгромлен. Храм, кельи и землянки, в которых жили его обитатели, были разрушены. В течение десятилетий преследованиям подвергались все, кто приходил помолиться туда, где совершали свой подвиг новомученики, кто осмеливался расчистить засыпанный источник и поставить крест на месте разоренной святыни.
Однако никакие репрессии не смогли стереть память о ней. Она хранилась в сердцах многочисленных духовных чад священников Вавилова Дола, которых великая эпоха разбросала по огромной стране. До конца ХХ века оставались в живых те, кто молился в этом святом месте, когда там жила удивительная община духовенства и мирян» (Воробьев М. Вавилов Дол. Сокрытая святыня, 2011. с.5-6).
Я решил последовать совету отца Михаила и поискать в Саратове кого-либо из авторитетных жителей Ивантеевки, опираясь на жизненный опыт которых можно бы было узнать какие-либо подробности о «духовном подвиге» новомучеников Вавилова Дола. Мои поиски увенчались успехом. Вот что рассказал мне заслуженный работник культуры России Евгений Федорович Саблин. Должность главного редактора районной газеты обязывала господина Саблина быть в курсе всех новостей общественной и политической жизни района.
«Слухи, что в окрестностях Вавилова Дола существует какое-то «святое место», распространялись в районе довольно давно. Иногда, выезжая по редакционным делам в колхозы, доводилось встречать на дорогах каких-то странных путников. По их внешнему виду можно было понять, что эти люди прошли пешком довольно большое расстояние. На вопрос, куда они идут, и предложение подвезти, они, как правило, отмалчивались или отвечали отказом. Но по общему направлению движения нетрудно было догадаться, что идут они в Вавилов Дол.
В 80-е годы, когда церковь стала набирать силу, поток идущих в Вавилов Дол увеличился. А в народе стали циркулировать новые слухи — на этот раз о чудодейственных свойствах «святой воды» из источника Вавилова. Помню, что этот слух очень вдохновил тогдашнего секретаря Ивантеевского райкома КПСС. Он дал указание взять пробы этой «чудодейственной воды» и отправить ее на исследование в Саратов. В случае, если бы химическая экспертиза подтвердила эти слухи, можно было рассчитывать на строительство в районе что-то вроде бальнеологического курорта. Естественно, это подняло бы престижность района и улучшило благосостояние его жителей. Однако никаких особых целебных свойств в воде из источника Вавилова Дола найдено не было. Больше в советские годы, насколько мне известно, районные власти к этому вопросу не возвращались.
Однажды в советское время в Ивантеевку пришли пакеты с ксерокопиями архивных материалов по «процессу Вавилова Дола», который проходил в Самаре в 1929 году. Кто был инициатором присылки этой информации, я сегодня уже не помню — ведь с тех пор прошло более четверти века. Помню только, получателей было несколько — райком партии, редакция районной газеты, районная библиотека… Возможно, я кого-то забыл упомянуть. Я в то время очень внимательно изучил присланные из Куйбышева исторические документы, в которых речь шла о судебном процессе над группой лиц, имеющих отношение к Вавилову Долу. Что меня больше всего поразило — в обвинении фигурировал целый букет тяжких преступлений уголовного характера, имеющих к вере весьма косвенное отношение. Насколько помню, подсудимым вменялись систематическое мошенничество, истязания верующих, групповые сексуальные оргии с вовлечением в них несовершеннолетних, сексуальные действия с несовершеннолетними девочками… Дело даже дошло до убийства».
Как ни странно, но копии тех архивных документов до сих пор хранятся в районной библиотеке Ивантеевки. Изучение этих материалов однозначно подтверждает все, о чем сообщил мне Евгений Федорович. Переводя на современный юридический язык эту информацию, можно констатировать, что в 1929 году в Самаре состоялся открытый и публичный судебный процесс над организованной преступной группой, действовавшей в Вавиловом Доле в формате тоталитарной секты на протяжении, как минимум, восьми лет. В 1929 году этот судебный процесс широко освещался в печати. Выходившая в Самаре газета «Средневолжская коммуна» опубликовала около десятка репортажей о ходе процесса. Потрудились и самарские кинодокументалисты, специально выезжавшие в Вавилов Дол с целью заснять это место. В результате увидели остатки чего-то среднего между языческим капищем и уголовным притоном. А в 1930 году в Самаре, в местном отделении государственного издательства, вышла книга В.В. Степанова «Вавилов Дол. («Святая» контрреволюция). По материалам судебного процесса». Таким образом, доступных любому желающему материалов о проходившем в Самаре в 1929 году открытом уголовном процессе по делу Вавилова Дола в свое время было издано предостаточно. При желании большинство их можно получить и в настоящее время.
По моей просьбе коллега привезла из Ивантеевки ксерокопии статей из газеты «Средневолжская коммуна» за 1929 год, в которых подробно освещается ход судебного процесса по Вавилову Долу. Для пытливого исследователя эти документы — настоящая сенсация. Ведь в судебных репортажах той поры дословно приводятся звучавшие на процессе показания и подсудимых, и свидетелей. А из допросов фигурантов в зале суда выявляются не только их религиозные установки и методы, но и моральный облик, и отношение друг к другу. Это помимо объективной информации о «церковном» прошлом подсудимых и их поведении в ходе процесса.
Попытаемся разобраться, насколько осведомлены были об этом уголовном деле Владыка Лонгин и прочие церковные иерархи, идеологи и пропагандисты, причастные к превращению Вавилова Дола в «региональную православную святыню».
Согласитесь, что провозгласить православной святыней место, где 80 лет назад располагалась резиденция крупной эсхатологической секты апокалиптического направления и где «священнодействовали» религиозные изуверы, банальные жулики и педофилы,— это весьма прискорбный факт. Тем не менее, если продолжать молчать и не предпринимать никаких мер против этой кампании мракобесия, нельзя исключать, что рано или поздно кто-либо из «новомучеников» Вавилова Дола все же будет канонизирован Саратовской митрополией в качестве святого. В этой связи встает вопрос: кто персонально из оказавшихся на скамье подсудимых «новомучеников» имеет наибольшие шансы быть причисленным к лику святых?
Ответить на него непросто, поскольку в своих публикациях клирики Саратовской епархии порою противоречат сами себе. Более того, откровенная и циничная ложь относительно церковного статуса различных подсудимых по делу Вавилова Дола, которую изливают на головы почтеннейшей публики штатные и внештатные церковные пропагандисты, приводит к забавным казусам. Одни и те же персоналии у разных авторов фигурируют в разных ипостасях. Так, например, в книге протоиерея Михаила Воробьева Степан Турапин и Кондратий Молодых называются «мирянами», а в специальной статье в «Энциклопедии Саратовского края», вышедшей в 2002 году, утверждается, что эти люди были «послушники монастыря». При этом мирские имена «послушников» переиначиваются на церковный лад. А фамилии даются в скобках, как у полноценных монахов,— Кондрат (Молодых) и Стефан (Турапин).
А вот с Евгенией Матвеевной Афанасьевой происходит обратная метаморфоза. Отец Михаил Воробьев называет эту женщину «монахиней». В книге Елены Фатьяновой и Анны Казамановой она уже не просто монахиня, но именуется «старицей» и «матерью игуменьей». Следует пояснить, что в монашеской среде чин игумена приравнивается к чину протоиерея — наивысшей церковной ступеньке в иерархии «белого» духовенства. А вот авторы «Энциклопедии Саратовского края» вообще отказывают Евгении Матвеевне Афанасьевой в монашеском звании — в их статье она становится обычной «мирянкой».
В предыдущих номерах «ОМ» я уже писал, что авторами ряда статей из раздела «Религия» в «Энциклопедии Саратовского края» (в том числе и статьи «Мученики Вавилова Дола») является тройка молодых людей из существовавшего в 90-годы так называемого «Православного братства святых равноапостольных Мефодия и Кирилла» — Александр Яковлев, Максим Плякин и Валерий Теплов. Один из этой троицы — Максим Плякин — сделал неплохую церковную карьеру в «нулевые» годы при нынешнем Владыке Лонгине. Ныне Максим Евгеньевич — иерей и секретарь епархиальной комиссии по канонизации подвижников благочестия. Так вот, если верить публикации в «Энциклопедии Саратовского края», появившейся в то время, когда Плякин еще не занимал упомянутых должностей, из всей вавиловодольской братии именно с именами то ли мирян, то ли послушников Кондратия Молодых и Степана Турапина связано максимальное число происходивших здесь чудес. Вот что писали об этом Плякин «со товарищи» в «Энциклопедии»:
«Народная память сохранила свидетельства о послушниках Кондрате и Стефане: Господь даровал им благодать чудотворений и дар небоязненной проповеди Евангелия, вследствие чего они многие души привели к Богу. Они были людьми глубочайшей веры, горячие молитвенники и совершенные бессребреники, завершившие свою жизнь мученическими венцами» (Энциклопедия Саратовского края, 2002. с.675).
Очевидно, что основной критерий для православной канонизации — чудеса, совершенные тем или иным кандидатом в святые. А поскольку нынешний секретарь епархиальной комиссии по канонизации подвижников благочестия Максим Плякин лично засвидетельствовал эти «чудеса» в своей публикации, нам остается лишь направить свое внимание на этих «замечательных людей».
Может ли педофил стать православным святым?
Итак, в результате проходившего летом 1929 года в Самаре открытого судебного процесса был установлен факт существования в окрестностях Вавилова Дола эсхатологической религиозной секты. В проповедях членов этой секты активно использовался тезис о пришествии на землю Антихриста (советской власти). Что, в свою очередь, свидетельствует о ближайшем наступлении Конца Света. В двадцатые годы прошлого века данные проповеди были расценены как разновидность антисоветской агитации и пропаганды. А потому суд рассматривал и прочие деяния подсудимых именно под призмой этой, политической, статьи действующего в ту пору уголовного закона. Одновременно рассматривалась и иная противоправная деятельность обвиняемых, со всей очевидностью доказывающая, что эти люди были чужды как нормам христианской морали, так и практической деятельности православной церкви. Зачастую практика их религиозной деятельности носила чисто уголовный характер. Одновременно на суде были прояснены структура преступной организации, распределение ролей и функций между ее участниками.
Что касается интересующих нас Кондратия Молодых и Степана Турапина, их роль многогранна. В основном она складывалась из двух основных функциональных обязанностей. Выражаясь современным языком, подсудимые Турапин и Молодых являлись разъездными менеджерами по рекламе культовых услуг, оказываемых в Вавиловом Доле. Одновременно они обладали полномочиями собирать пожертвования на нужды «сокрытой святыни». Не менее важной составляющей их практической деятельности была функция проведения на местах различных, порою весьма странных, мистических шоу, не имеющих никакого отношения к практике православного священства. И хотя сами эти господа, приходя в очередную деревню, называли себя «апостолами», в ходе судебного процесса выяснились весьма пикантные сведения об их прошлом. Чтобы не быть голословным, далее буду оперировать цитатами из судебных репортажей в газете «Средневолжская коммуна», лишь иногда разбавляя их собственными комментариями. Итак, кто же он, апостол-мирянин Кондратий Молодых?
«Кондратию Молодых лет под шестьдесят. Косматый. Седой. Во время допроса корчится, чешется, ежеминутно напоминает суду:
— Сумасшедший я. Ненормальный.
Но, рассказывая о своем детстве, солдатчине, о том, что было лет 30-40 назад, Кондратий проявляет необычайно хорошую память, не пропуская мельчайших деталей.
— Пас стадо. Караулил бахчи, ходил молиться по святым местам. Послушничал. Из Бузулукского монастыря перебрался в Глинский, из Глинского в Тамбовский, бродил по Украине. Холостой.
— Когда и зачем вы пришли впервые в Вавилов Дол? — интересуется суд.
— Лет 5-6 назад. Ходил посмотреть. Слышал, что там огонь небесный сходит на людей. Звоны будто бы в подземной церкви. Кормился я словом божьим. Верующим в Долу читал поучения, говорили о будущем. Малов читал о конце мира. Проповедь кончится — люди к колодцу за святой водой — я, бывало, смеюсь...» («Святая» контрреволюция перед судом», «Средневолжская коммуна», №166 за 1929 г.).
Интересно, что в начальный период своего пребывания в Вавиловом Доле прибившегося к «скиту» «православного проповедника» Кондратия ждали не только радости, но и огорчения. Ведь вскоре выяснилось, что бывший послушник и будущий «апостол» не очень давно был официально отлучен от православной церкви.
«В 1925-6 годах за распутную жизнь Кондратий был отлучен от церкви по распоряжению митрополита Московского. И когда священник Журавлев (также подсудимый по делу Вавилова Дола. — Авт.) сообщил суду, как зачитывал эту «анафему» в Вавиловом Долу, Кондратий не выдерживает и, соскакивая с места, заявляет суду:
— Да митрополит-то еще распутнее меня. Тоже уж отлучение ихнее. Глушицкий батюшка за пятерку меня обратно принять хотел, да я денег пожалел» (Там же).
Впрочем, факт отлучения Кондратия Молодых от церкви нисколько не смутил отцов-основателей «скита». Лицами, осуществлявшими непосредственное руководство всеми делами Вавилова Дола, суд признал мирянина Федора Малова и Ивана Дорофеева (по утверждению протоиерея Воробьева — монаха Святой Горы Афон, монашеское имя неизвестно). Именно они определили Кондратия Молодых и его напарника Степана Турапина в «странствующие апостолы» и доверили им нести слово божье по близлежащим и отдаленным деревням и хуторам. При этом сам «странствующий апостол» Молодых, оказавшись на скамье подсудимых, не скрывал своего истинного отношения к православному духовенству:
«Кондратий тут же рассказывает, что еще будучи в скитах Тамбовской губ., наблюдая близко жизнь «белого» и «черного» (то есть монахов. — Авт.) духовенства, он убедился, что религия и все чудеса — обман.
— Дураки только одни в чудеса верят. Ерунда все. Лошадь взбесится, поскачет — и ей молились. Дураков еще много. Я духовным лицам говорил — все, мол, жиреете вы да обманываете народ. Меня гнали. Гнали и из Вавилова Дола — сначала.
— А сами тоже обманывали?
— Дураков на наш век хватало» (Там же).
А вот штрихи к портрету второго оказавшегося на скамье подсудимых «апостола-чудотворца» Степана Турапина — напарника Кондратия:
«Для более организованной и беспрерывной обработки религиозно настроенных женщин Кондратий искал для себя товарищей, пока не встретился с Турапиным.
Степан Турапин — помоложе, понахальней, похитрей и опасней. Не потому, что он моложе Кондратия, а потому, что в свои действия он вносил заведомо уголовно наказуемые моменты. Турапину ничего не стоило обмануть, украсть, но так как воровство — дело рискованное, то профессия пришлась Турапину «по губе». И вскоре ученик обогнал своего учителя.
Турапину — 48 лет. Жуликоватого вида мужичок, щупленький, грубый человечек.
— Бедные мы. Кто нас призрит, там и покушаем. Могу маленько портняжничать шубы старинного покроя. Никаких школ мы не кончали. Разумею чтение церковное.
Начало, как и у Кондратия. Недолго батрачил.
— Монастыри тоже посещали?
— Ничуть, граждане судьи. Послушником в 1911 году был, правда, в Киеве. Обещание давал, ноги болели.
— Ездили что ли в Киев-то?
— Пешим ходил от Моршанки.
— С больными-то ногами?
— Ну-к, что ж сделаешь…
— А после Киева как?
— Да так. Тут ночуешь, да там ночуешь.
— А почему же в селах, куда вы заявлялись, женщины к вам толпами шли? За святого что ли они вас читали? — спрашивает тов. Сорокин (председательствующий на процессе. — Авт.).
— Ничуть. Писание читал, а что-нибудь такое не позволял» (Там же).
В этой же статье приводятся свидетельские показания, каким образом «странствующие апостолы» Вавилова Дола Молодых и Турапин проводили свои душеспасительные проповеди и как отправляли «религиозные обряды».
«Свидетельница Аграфена Тиломедова — 15 лет — рассказывала:
— В июне-месяце 28 г. ночевал Кондратий на Г.-Шишканском хуторе у Копцова. После моления заставил лечь с ним спать меня и Маркину — 13 лет. Щупал, гладил и давал что-то изо рта. Во вторую ночь это повторилось. Обе ночи сам не спал и нам не давал. Кондратий сердится:
— Я отвернулся от них. Не дотронулся даже. И положили их со мной по глупости.
«Испытания» Кондратия славились под маркой изгнания бесов. Этих же бесов изгонял Кондратий и из Шубиной, ставшей впоследствии «богородицей».
— Ночью совершал моления, на которых были одни женщины. Поил и брызгал их водой, в которой мыл предварительно свой крест. Женщины целовали его ноги и лапти.
— Где свалюсь, там и молюсь, — подводя итог своей деятельности, заявил Кондратий. А девчат и баб, сознаюсь, люблю. Я весь век с бабами.
— А вы что-нибудь брали с них за моления?
— Да кто даст денег, кто яичко. (…)
Свидетели сообщают все новые и новые данные о деятельности святоши.
— В 24 г., когда мужики все были на сенокосе, Кондратий заявился в поселок Шигры. Около него собралась толпа женщин. Он заставил их топить баню и загнал их всех туда. Которые не шли, угрожал адом.
Свидетель Говоров видал Кондратия в Пугачеве.
— В 24 г. дело было. Вокруг него собралась громадная толпа. Рассказывал он о том, что он видел на том свете. Увидя меня, закричал «Дьявол идет!» и сам дал ходу» (Там же).
Что касается действий Степана Турапина, тот перед началом своих «проповедей» выяснял обстановку и намечал потенциальные жертвы:
«Свидетельница рассказывает так:
Дело было в феврале 1928 г. Приходит к нам на хутор Горно-Шишканский отец Степан. Читал он притчу в соседской избе. Прочитал притчу одну, другую, а потом и говорит мне:
— Вдовы есть у вас?
— Есть, — говорю, и показала ему несколько вдовых женщин.
— А ты, — спрашивает, — с кем живешь?
— С мужем.
— И хорошо живешь?
— Хорошо.
— А что же, — говорит, — похлебку у вас кто-то пересаливает? Через 5 месяцев у вас двое домой уйдут.
Я испугалась: в чем, думаю, дело, да еще и осмеял он меня на народе. Вскоре со мной и случился припадок. На другой день я опять пошла на моленье. Снова притча. Снова странные речи. А мне хотелось о похлебке задачу разрешить. Он и говорит:
— Иди-ко я на тебя погляжу. На, съешь, — и дал мне луку ховейского и кусок пирога из своей сумки, предварительно высыпал на кусок что-то. Я боялась не съесть и съела тут же. Тут меня и взяло ломать. Ломало три дня.
Так портняжил проходимец Турапин.
— Что же, было все это? — задает суд вопрос Турапину.
— Чего ж делать? Согласен. Лук с хлебом давать у меня в обычае было.
— Разве у всех портных такой обычай?
Все смеются, даже Кондратий» (Там же).
А вот что о методах странствующих «апостолов» Кондратия и Степана рассказывалось в другой статье из той же газеты:
«Неизменным правилом отца Степана являлось обязательное наличие в его карманах одной-двух и более бутылок водки.
Отец же Кондратий в своем распутстве далеко превзошел отца Степана. Его многие втихомолку вместо Кондратия звали Григорием, намекая на большое сходство с Распутиным. Обычно когда он ходил в баню, то брал с собой верующих женщин. Развратные оргии, к которым иногда матери привлекали 12-14-летних девочек, считались темными фанатичками «большим счастьем».
В 1928 году отец Кондратий Молодых договорился со священником Кориным из села Украинки сделать святой оберег в озере на хуторе Горно-Шишканский, расположенном в нескольких верстах от с. Украинки.
С этой целью он стал заходить на хутор и там повел обработку крестьян. 13 июня 28 г. он сходил с крестьянкой Шубиной в баню и после этого объявил, что на ней благодать Господня и теперь она святая женщина» (Ерихонов Л. «Святые Вавилова Дола», «Средневолжская коммуна», №155 за 1929 г.).
«Ссы в глаза!», или Чудесное превращение «богородицы» в убийцу
В судебных репортажах «Средневолжской коммуны» и показаниях свидетелей и подсудимых крестьянка с хутора Горно-Шишканский Мария Шубина именуется «богородицей», «святой женщиной» и т.п. И хотя в Вавиловом Доле «богородица» Шубина побывала всего раз в жизни, но на скамью подсудимых она угодила вместе с прочими деятелями обитавшей в этом месте религиозно-мистической секты. И было за что. Крестьянка Мария Шубина обвинялась как инициатор и одна из непосредственных участниц группового убийства на религиозной почве старушки Макриды Нещадиной.
Как следовало из показаний в суде самой Шубиной, ее первое знакомство со «странствующими апостолами» Вавилова Дола состоялось в феврале 1928 года. Первым из «вавиловских святителей» на хутор Горно-Шишканский, где проживала семья Шубиных, заявился Степан Турапин. Он собрал вокруг себя верующих женщин. Провел с ними коллективный молебен, после чего приступил к индивидуальным собеседованиям.
«А Марии Шубиной Турапин сказал:
— Поезжай в Вавилов Дол, исцелись.
Через два-три месяца Мария Шубина поехала на богомолье в Вавилов Дол.
Попросила у мужа лошадь. А время было рабочее — пашня. Муж заругал. Все-таки поехала и захватила с собой малых детей.
— Народу в Вавилове множество, — рассказывала она. — Попов человек 10, а то и больше. Два хора певчих. С утра и до вечера шли богослужения, молебны. Там я снова встретила Степана. Он вызвался меня проводить по святым местам, как стемнеет. Так и было. В какой-то пещере Степан читал акафист. А после акафиста улегся с одной из женщин из с. Украинки. И утром я его видела с этой же женщиной. Лежали и целовались. Тут я и понимать стала, что Степан — жулик, и что зря я отдала ему в «жертву» платок и 2 рубля денег.
На другой день (как раз в Николу) народу собралось еще больше. Давка была. Люди кричат, стонут. С подвод воруют одежду, обувь. Уводили даже лошадей. Решила я ехать обратно.
Дома мужу обо всем виденном не сказала. Привезенная мною святая вода оказалась тухлой. Все-таки я ее сама пила и грудного ребенка поила. Кое-как опамятовалась и жила, как полагается, до прихода Кондратия в наш поселок». («Святая» контрреволюция перед судом. Кошмарное убийство беднячки Нещадиной», «Средневолжская коммуна», №168 за 1929 г.).
Если верить показаниям свидетелей и самой подсудимой Шубиной, именно с появлением на хуторе Горно-Шишканском «странствующего апостола» Кондратия Молодых было непосредственно связано превращение этой простой многодетной крестьянки сначала в «богородицу», а затем и в убийцу. Как сообщает газета «Средневолжская коммуна», Кондратий появился на хуторе в июне 1928 года. Сразу же стал проводить коллективные молебны и мистические феерии в домах жителей. Первый такой «молебен» состоялся в доме крестьян Копцовых. Во время действа с наиболее слабыми и впечатлительными женщинами случались припадки. А посему «молебен» плавно перетек в процедуру «изгнания бесов».
«Присутствовавшая на этом молении сорокалетняя Наталия Маркина вот что говорит:
— Страх старец нагонял. Чувствовала, что руки слабеют. И дите, бывшее на руках, вываливается, а удержать не могу. Дальше не помню. Что со мною было. Кричала, говорят, плакала. А Кондратий кружился около меня, указывал — вот она где, бесноватая-то — и положил меня на кровать.
Кричали многие женщины: Маркина, Гниломедова, Полянская. Кондратий счел более уместным «собрание» распустить.
В следующий вечер моление происходило уже в доме Шубиных. Кондратий после моления дал распоряжение вымыть его в бане. Шубина об этом и сейчас помнит.
— А ты меня вымоешь? — спросил Кондратий Шубину.
— Айда — истоплю.
— А в баню отведешь?
И привела. После себя и ей предложил вымыться. В бане с Шубиной случился четвертый припадок». (Там же).
Все происходившее с участницами «богослужебных феерий» очень походит на коллективный гипнотический транс. Что-то вроде достопамятных сеансов психотерапевта Анатолия Кашпировского, которыми в конце 80-х годов прошлого века центральное телевидение потчевало население СССР. Кашпировский при этом не скрывал, что профессионально использует методы гипноза. А как насчет «святителей Вавилова Дола»? В ходе процесса суд предпринимал попытки непосредственно выяснить у подсудимого Молодых его «профессиональные секреты». Вот что об этом пишет репортер газеты «Средневолжская коммуна»:
«Кондратий тонкостей своего «ремесла» не сообщает. Но известно, что после совместного с Кондратием посещения бани Шубина кричала по поселку:
— Сила отца Кондратия воплотилась в меня!
— Я ни во что не верую, — рассказывает Кондратий. — На молениях моих я псалмы пел. Бабы иной раз ревели, а иной раз и под пляс шло.
— А у хлыстов бывали?
— Бывал. Хорошая компания.
— И у баптистов бывал, и у кулугуров. Везде одно. Кто дурак — молится, а кто умный, пузо растит.
— А вы что?
— Сумасшедший я, конечно». («Святая» контрреволюция перед судом», «Средневолжская коммуна», №166 за 1929 г.).
Итогом похождений «странствующих апостолов» Вавилова Дола стала страшная трагедия, вскоре разыгравшаяся на хуторе Горно-Шишканском. Одной из ключевых фигур этой трагедии, завершившейся убийством человека, стала новоявленная «богородица» Мария Шубина.
«Около поселка в летнюю пору от вешних вод оставалась большая лужа. Из нее поили скотину. Над этой лужей священник Корин совершал водосвятный молебен. Шубина кидала в лужу своего годовалого ребенка, барахталась сама в ней, вводя в недоумение присутствующих. Выскочив из воды, пугала соседей, била женщин и детей.
Вскоре Шубина встретилась с соседом Нечаевым и предложила ехать за попом.
— Я убила своего ребенка.
Свидетель Нечаев об этом говорил суду сам.
— Видя, что она не в своем разуме, пошел я к ее мужу. Пришел в дом, он сидит у стола и плачет. Жаловался на то, что из-за жены дети остаются в забросе. За священником съездил. А когда мы вернулись, видим: у дома Шубиных на земле лежит человек 40 женщин и Шубин с ними. Тут же между ними и малые дети. Кто кричит, а кто дите бьет — форменное сумасшествие.
Батюшка закричал: «Вставайте!». Все поднялись. И тут же стали служить молебен.
Священник Корин объясняет суду, что молебен он затеял для успокоения «одичавших».
Кондратий снова появился в Горно-Шишканском и возобновил моление в доме Шубиных. Мужики даже забеспокоились, так как работа на полях совсем остановилась. Во время моления в дом зашла и старуха Нещадина из поселка Демьяновки.
— Шубина подошла к Нещадиной и закричала: «Ведьма ты! Колдунья!». Схватила шестинедельного ребенка Дарьи Гниломедовой и им стала избивать старуху:
«Глотай его слюни, колдунья старая!».
А потом предложила ей на коленях выбраться из избы на улицу.
Около крыльца Шубина ударом по лицу сбила Нещадину с ног. И началось зверское избиение человека. Нещадину топтали ногами Шубина, Шубин, Гниломедовы Алексей и Дарья. Били прутьями и крестом. Били по голове, по животу. А потом, усевшись на голову Нещадиной, Шубина приказала Дарье Гниломедовой «очиститься». И Дарья испражнялась над ртом умирающей от побоев старухи.
Целый поселок сошел с ума. Толпы зрителей хладнокровно наблюдали подобное зрелище. Никто не попытался даже предотвратить преступление.
Только Никанор Маркин и Моисеев пытались, но неудачно, остановить избиение. Шубина, рассекая лоб Нещадиной крестом, кричала:
— Мы не человека убиваем, а сатану.
А сейчас Шубина стоит перед судом и кается:
«Никогда со мной раньше этого не было. Что случилось — и не знаю. Ужас. Виновата во всем. Судите, как надо». («Святая» контрреволюция перед судом. Кошмарное убийство беднячки Нещадиной», «Средневолжская коммуна», №168 за 1929 г.).
Описание событий напоминает мистические действа ряда тоталитарных сект, орудовавших в конце 80-х годов на просторах СССР. Судебный репортаж о преступлении новоявленной «богородицы» Марии Шубиной невольно порождает воспоминания о похождениях другой Марии — так называемой Марии Дэви Христос. Эта бывшая пионервожатая из украинской глубинки в конце 80-х годов объявила себя живой богиней, создала разветвленную тоталитарную секту — так называемое «Белое братство». Адепты этой секты вместе со своей «живой богиней» и ее главным апостолом, любовником Криворотовым, вплоть до конца тысячелетия «фестивалили» по городам и весям незалежной Украины. И даже засылали своих эмиссаров в Россию.
Религиозные практики Марии Дэви Христос, как и Марии Шубиной, закончились для обеих женщин скамьей подсудимых. И в обвинении против лидеров «Белого братства» также фигурировали насильственные действия на религиозной почве — силовой захват и удержание Софийского собора в Киеве.
(продолжение следует)
Подпишись на наш Telegram-канал. В нем мы публикуем главное из жизни Саратова и области с комментариями
Теги:
