28 Марта 2024, Четверг, 16:24 ВКонтакте Twitter

«Обсуждали донос и стукачество...»

12/04/2017 11:14


Обсуждали донос и стукачество
и сошлись между прочим на том,
что и здесь обязательны качество
и порядок — а совесть потом.

Что и в этом позорном явлении,
кто и что бы о том ни орал,
как в классическом произведении,
есть завязка и взлет, и финал.
Булат Окуджава


В первом номере журнала «Волга» за 2017 год опубликована статья Алексея Голицына «Земной и Мухина. О быте и нравах саратовских писателей времен Большого террора». Начинается она так: «В сентябре 1936 года в саратовском отделении Союза писателей произошло событие, которое надолго определило стиль отношений в этом творческом коллективе. Словесная перепалка между молодыми людьми могла бы вовсе не иметь никаких последствий, случись она годом раньше, когда страна еще не погрузилась в политические процессы. Однако конфликт в 15-й комнате Дворца труда, которую занимали писатели, привел к трагическим последствиям. Сразу после инцидента горстка литераторов (буквально десяток активных плюс начинающие) разбилась на фракции и повела борьбу за власть путем уничтожения оппонентов. Достаточно сказать, что два руководителя отделения СП были расстреляны, минимум трое писателей (а до этого еще четверо) — репрессированы, и до сих пор ведутся споры, кто на кого доносил и в какой форме сотрудничал с органами. Данная публикация — первая попытка на документальном материале описать первые годы существования саратовской писательской организации».
В статье приведены протоколы собраний, расписаны роли участников событий. В скором времени в журнале «Знамя» выйдет материал «Кто убил Кассиля?», где автор продолжает разбираться, что же происходило в саратовской писательской организации.
Пока публикация готовится к печати, мы беседуем с Алексеем о временах, нравах и о том, как оно было на самом деле. В той мере, насколько можно об этом судить в рамках доступной информации.

Всплывающая подсказка
Сидят (справа налево): В.Земной, И.Кассиль, В.Тимохин, В.Смирнов-Ульяновский, Б.Озёрный; Стоят: В.Черников, В.Волков, Н.Корольков, И.Кравченко. (Фото 1935 года из архива Б. Озёрного).

— Примерно два года я пытался разобраться, что творилось перед войной в саратовском отделении Союза писателей. Почему? Это время покрыто бесконечным враньем, которое впоследствии культивировали сами же наши писатели. Тому способствовал общий тренд, что писатель-фронтовик не может быть плохим человеком, а исключительно — носителем добра и света. Да и такие, довольно известные в Саратове, литераторы, как Исай Тобольский, Николай Палькин не могли ведь появиться из ниоткуда, до них же кто-то был. Я стал в этом разбираться.
Картина получилась такая: всех, кто работали в области литературы в Саратове до революции и в 1920-е годы, смело голодом. Они разъехались, пути у всех совершенно разные, и 1930-е — это совсем другие фамилии, другие люди. Они приехали в наш город из деревень, с Дальнего Востока и прочих мест. После войны — третий набор фамилий. Мне было интересно понять, куда делись предвоенные люди. Выяснилось, что многие были либо расстреляны, либо арестованы.
— Никого не осталось?
— Остались, конечно: стукачи все остались. Люди, которые были на третьих ролях, теперь стали на первых. Наивно думать, что 1930-е — схематичная эпоха, когда — как мы привыкли — были силы зла и силы добра. Благодаря публицистике, телевизионным передачам перестроечных времен у нас сложилось представление, что существовала такая форма проявления бдительности, как донос. Не было такого документа никогда! Были заявления даже не в НКВД (хотя, возможно, кто-то туда и обращался) — люди жаловались в партийные органы. Обращения были самые разные — от банального «мне залили квартиру» до «половой распущенности коммуниста такого-то». И уже после партийных органов в дело вступал НКВД, который мог развернуть дело в любую сторону. Так, из саратовских писателей была сделана диверсионная антисоветская террористическая группировка, хотя, с нынешней точки зрения, они не провинились ни в чем. В терроризме и диверсии обвинялись вчерашние студенты в очках, которые кроме карандаша в руках ничего не держали. Тем не менее, им инкриминировались убийства советских вождей к тому времени, когда тех уже давно убили. Человека в 1938 году обвиняли, что он хотел убить Кирова в 1934-м. То, что фигурант дела никогда не был в Ленинграде, никого не смущало. Доходило до самых абсурдных обвинений. Был у нас художник-карикатурист Франц Весели. В Первую мировую, будучи подданным Австро-Венгрии, он попал в русский плен, отморозил ноги, остался в России, приехал в Саратов. В объяснительной записке он пишет: газета «Правда» называет меня «странной личностью», а я, между прочим, 1 мая 1937 года вышел на демонстрацию и насчитал, что 46 плакатов нарисованы по моим шаржам. Тем не менее, его обвинили в шпионаже, поскольку в 1930 году он ездил к матери в Австрию, и расстреляли.
Происходившее в 1930-е в саратовской писательской организации не имеет никакого отношения к эстетическим спорам. Это, как сейчас выясняется, даже не идеологические претензии друг к другу. В 1934 году в Москве прошел съезд, где было принято решение о создании региональных творческих союзов. В том числе и в Саратовском крае. Нашлись 10 человек, один из них не написал ни строчки, практически ни у кого не было книг, но партийное постановление было выполнено — и в Саратове появилась своя писательская организация. Этой группе людей дали 60 тысяч рублей на год. Для чего? Выдать путевку на курорт, выписать творческий отпуск или материальную помощь. Сразу же началось сражение за эти деньги и, как следствие,— обвинение друг друга во всех смертных грехах. Образовались фракции…
— Среди десяти человек?
— К ним еще примыкали желающие, которые пока не состояли в Союзе писателей, но стремились туда попасть. Люди все были молодые, до 30-ти лет…
— Какого рода были обвинения?
— Один, если верить информатору, сожительствовал с двумя рабфаковками: этим славился товарищ Вадим Земной. Другой не заплатил алименты. Третий якобы совершал финансовые махинации…
— Касса была у председателя организации?
— Да. Он же одновременно главный редактор краевой газеты «Коммунист». Это был присланный на усиление работы в Саратовский край Владимир Касперский. Но деньгами распоряжался секретарь союза писателей Иосиф Кассиль, брат Льва. Иосиф параллельно преподавал марксизм-ленинизм в институте механизации и тоже работал в «Коммунисте». Вадим Земной как раз и доносил на Кассиля и Касперского — их впоследствии расстреляли; он же хвастался, что по его наводке посадили писателей Виктора Бабушкина, Виталия Волкова и еще двоих, чьи имена уже никому ничего не говорят. Бабушкину в известном смысле повезло: его арестовали не в 1937 году, а раньше, он получил свою десятку, отсидел, вышел, умер в почете и уважении, поскольку был активным участником революции в Саратове.
— Какая судьба ждала самого Земного?
— Земной был выдающийся мерзавец. Например, на собрании он говорил: прошу привлечь к ответственности всех этих людей и гадов, которые за последние полтора года написали на меня 42 заявления. Как нужно испортить жизнь окружающим, чтобы из издательства, книготорга и прочих мест на тебя написали сорок с лишним жалоб? При этом он писал такие же. Писательская организация — самая настоящая банка с пауками. Но даже там встречались люди порядочные, не подписавшие ни одного коллективного письма, не написавшие ни одной жалобы ни на кого вообще: например, поэты Борис Озерный и Николай Корольков.
— По какому критерию отбирали в Союз писателей?
— Путем коллективных обсуждений.
— Хорошо. Но что нужно представить на обсуждение: рассказ, стихотворение, роман, кляузу? У кандидата должна быть напечатанная повесть, публикация в газете… Или как?
— В моем распоряжении есть документ 1934 года, где Саратовский крайком ВКП(б), который как раз отвечал за писательскую организацию (она находилась во Дворце труда — теперь это Саратовская областная организация профсоюза работников народного образования и науки РФ на ул. Сакко и Ванцетти), приводит список кандидатов из 12 человек на должность председателя — как сейчас бы сказали — регионального отделения Союза писателей. Среди характеристик — «выбыл из партии на почве пьянки и неприятия НЭПа»: понятно, что не подходит. «Редактировал газеты «Красный пахарь» и «Лапоть» — тоже не подходит. И секретарем выбрали Иосифа Кассиля, который не написал ни одного художественного произведения! Он писал рецензии на спектакли. Председатель союза — это такой свадебный генерал, на самом деле всем рулил секретарь.
— Чем занималась писательская организация? Собрания проводили, отчитывались друг перед другом, рассказывали о творческом процессе?
— Они должны были отчитываться и продвигать произведения саратовских авторов, скажем так, на широкий рынок. Но Кассиль с Касперским были на трех должностях, они ничего не успевали, а остальные занимались тем, что выбивали себе должности литературных консультантов, а потом писали в журналах о посещении: пришел на литконсультацию, никого не было, получил 100 рублей.
— Жили они на что?
— На подачки от государства. В нашем представлении советский писатель — это богатый человек. Но в тридцатые годы тиражи ничтожны, гонорары небольшие, особенно в провинции. Однако и тут отличился Вадим Земной (открывает документ.— Авт.): 2 350 руб. в 1934-м, 2 800 в 1935-м, 10 000 в 1936-м, в 1937-м — 12 000, т.е. за эти годы он обошелся государству в 27 150 рублей. Это зарплата как уполномоченного союза, затем творческий отпуск — выписывался только за счет личных связей, командировки, литконсультации и литпаек на приобретение литературы. Земной хотел быть председателем, тут как раз арестовали Касперского, Кассиля, произошла реорганизация — и вместо председателя стал уполномоченный. Но так как не только он писал доносы, но и на него писали, угодил в НКВД и Земной. И тут ему очень и очень повезло, потому что по непонятным пока причинам затормозилось уголовное дело саратовских писателей. По этому делу «антисоветской террористической диверсионной группы», планировавшей убийства советских руководителей высших эшелонов, проходили почти все пишущие. Однако в 1938 году арестовали начальника саратовского управления НКВД товарища Стромина, и это, видимо, писателей спасло. В деле Кассиля недвусмысленно написано, что дело группы саратовских писателей выделено в отдельное производство. Но дальше ничего не было, никого не арестовали. Почему — это еще нужно выяснять.
Когда читаешь эти дела, погружаешься в риторику, начинаешь понимать, что своя логика там есть. Она заключается в следующем: если ты хоть как-то заметен, ты не можешь не допускать ошибок, а любой партийный человек должен практиковать критику и самокритику. Это как обязательное покаяние в христианстве. Если не критикуешь ни себя, ни других, ты, с большой долей вероятности, троцкист. «Троцкизм» — такое модное слово, в которое можно вложить любой смысл. Какой смысл был, например, в характеристике «право-левацкий уклонист»? Попросту — враг.
У людей было два варианта: ты говоришь, что не знал, что твой близкий был врагом народа. И тогда тебя можно судить за потерю бдительности. Если знал и не сообщил — можно судить за недоносительство. Донос на тебя напишут в любом случае, и на любом партсобрании обязательно будет критика, потому что не может быть партсобрания без вскрытия недостатков.
У нас Большую Казачью назвали именем Кутякова. В 1937 году его арестовали как врага народа, а улицу переименовали в 20 лет ВЛКСМ. Мухина-Петринская на собрании спрашивает, зачем давать улицам имена живущих героев: сегодня он герой, а завтра — неизвестно кто. Земной это зафиксировал.
Шолохов — хороший писатель или плохой? Для нас это вопрос чисто эстетический, а в те годы он был принципиальный, и Мухина получила свои 10 лет в том числе и за неправильное мнение по этому поводу.
В архиве в открытом доступе удивительным образом сохранился донос одного сотрудника НКВД на другого. Тот сказал своему спутнику о впереди идущей женщине: «Она худая, как социализм». За такую крайне неудачную метафору человека исключили из партии и в дальнейшем осудили.
— Но как бы там ни было, 1930-е — это и не рай из фильмов Пырьева и Александрова, и не беспросветный мрак всеобщего доносительства. Это полюсы, а между ними обычная жизнь — любовь, дружба, работа… Картина не может быть одномерной.
— В любую обычную жизнь государство вторгалось так, как нам сейчас и не снится.
— Ты говоришь, что если человек хоть сколько заметен, на него что-нибудь да найдется. То есть у человека, скажем так, обыкновенного, есть шанс, что им никто не заинтересуется.
— Конечно. Ты не партийный, никто тебе не завидует — твоя фамилия просто не всплывет.
— И ты считаешь, что главным мотивом доносительства в саратовской писательской организации был исключительно денежный интерес.
— В том числе и это. Вслух никто не говорил, дайте мне денег, а то донесу. Обвинения строились в основном по политическим мотивам: исказил линию партии, вовремя не сообщил…
— Но движет всем жажда наживы…
— А иначе зачем?
— Гнусная человеческая натура.
— Да, и она проявлялась в чем угодно. Многие вещи нам сейчас просто не понять. Партийный работник едет с женой и двумя дочками из Саратова в Энгельс на пляж. Лето, жара, пароходик. На пароходике у него из кармана крадут партбилет. Это тягчайшее преступление, о котором ты обязан немедленно сообщить. Он нашел мальчишек, которые рядом крутились, взял одного за шкирку, тот сдал своих друзей из детдома. Человек пошел в детдом, вызволил партбилет, сам на себя написал заявление о потере бдительности, продемонстрировал найденный документ, но, тем не менее, был исключен из партии.
Еще пример. Работник фабрики бежал кросс, в гимнастерке был партбилет, партбилет пропитался потом. Он попросил выдать ему новый, а то неприлично. Его исключили из партии. А исключение из партии практически автоматом влекло за собой внимание карающих органов.
— Непосредственно творчеством в писательской организации занимались? Выходили книги?
— Бумага в тридцатые была дорогая. Это не 1960-е. Расходовать ее на непропагандистские вещи было крайне разорительно. На первом месте была идеология. Писатели постоянно упрекали друг друга в том, что оторвались от народа, им нужно пойти на завод, глотнуть жизни — и тогда они запишут так, что всем станет хорошо. А так они превращаются в профессионалов! А «профессионал» было ругательным словом.
— Писатель утром встает. Он на работу не идет, так?
— Да. При этом за 20-минутное опоздание можно было лишиться партбилета, работы. Два приятеля: один издатель, другой поэт. Один ходит на службу, другой свободный художник. Второй спит до обеда, а первый опоздал на работу, как редактор издательства товарищ Котов — его вместе с женой отовсюду уволили. Всего-навсего ребенок перевернул часы, и они с женой опоздали на 20 минут. Конечно же, должность писателя, который мог получить командировку просто так, чтобы погрузиться в гущу народной жизни,— лучше, чем ходить по звонку на завод.
— Тогда в писательский союз попасть не так-то просто…
— Конечно. И все стремившиеся к этой синекуре должны были пройти сквозь мелкое сито отбора. И на этой почве как раз и возникали конфликты. В любой творческой организации, будь то консерватория, театр драмы и прочие, происходило одно и то же.
Консерватория, 1937 год. Читаем: процветает целование рук педагогам. Это надо изживать. Встречаются такие вещи — а люди были нравственно не распущенные — студенты мужского пола ревнуют друга друга к преподавателю, которому целуют не только руки. Не понимали, что бывают гомосексуалисты. Это зафиксировано в стенограммах партсобраний, это невозможно фальсифицировать.
При ректоре Баллоде, бесследно сгинувшем в лагерях, преподаватель консерватории Бездельев был обвинен в том, что до революции участвовал в концерте, на котором присутствовал Григорий Распутин. Логика у партийных товарищей была такая: «значит, он настолько по тому времени был политически благонадежен, что без опасения для высокой особы был вхож в их общество». А то, что его просто пригласили сыграть на контрабасе, им в голову не приходило.
Часто люди открыто говорили, что тот или иной нехороший человек — враг, потому что зажимает перспективные кадры, в частности — меня. Это говорит сотрудница типографии газеты «Коммунист», а через пару собраний, на которых она выступила с таким заявлением, Касперского расстреляли, руководство сменилось, и она уже — завотделом писем.
— Что-нибудь изданное саратовскими писателями за эти годы есть?
— Есть, несмотря на дорогую бумагу. Раз в год выходил альманах «Литературный Саратов», у Вадима Земного было две книжечки стихов, у Смирнова-Ульяновского, Королькова, Озерного — по одной… В те годы книга — это не нынешний фолиант, это тонюсенький сборничек в полсотни страниц. Столичные тиражи — другая история, а в саратовском областном издательстве местных авторов печатали крайне мало. И за эти книжки бились насмерть, несмотря на многоуровневую цензуру: самоцензура, обсуждение товарищей, издательство, куда брали суперпроверенных людей.
Приблизительно до 1931-го года были отдельные выкрики: не то чтобы талантливые — интересные. С 1931-го — всё, как мешком накрыло: идеология, набор штампов. Воспеваешь природу — вызываешь очень сильное подозрение, поскольку не поддерживаешь всеобщий радостный настрой. «Безвольное любование природой» — это серьезное обвинение.
В 1937 году, после скандала с повестью «Крутая ступень» Иосифа Кассиля, из-за которой в том числе его и расстреляли, встал вопрос, что любая местная художественная литература будет заверяться в Москве. Повесть была про преподавателей института механизации. На нынешний взгляд, ничего этакого в ней нет — это просто плохая и скучная литература. Но центральный персонаж, как потом объяснял сам автор, идеологически запутался и должен был разобраться в своих ошибках, преодолеть их и стать другим человеком. То ли Кассиль не дописал, как хотел, то ли ему просто не удалось в силу отсутствия опыта (это была его первая и последняя художественная вещь) — как бы там ни было, получилась серая, неинтересная, но якобы прославляющая этого нехорошего героя повесть. То есть автор не показывает персонажа, а воспевает. Повесть признали антисоветской, началась волна обсуждений, в процесс были вовлечены все, кто, так или иначе, был причастен, даже сотрудники библиотечного коллектора. Одного коллегу Кассиля по институту вызвали на собрание, стоял вопрос о его исключении из партии. Он сказал, да, мне Кассиль подарил эту повесть, но я ее не читал, а когда выяснилось, что она антисоветская, я ее бросил в печку, но потом достал, и вы ее нашли. То есть человек от страха нес полную чепуху, и она задокументирована.
— Когда начались аресты?
— В 1935-м сели четверо, волна сошла в 1938-м, когда расстреляли Стромина. Видно по всем делам, по всем томам, что эту машину останавливали сверху, вручную, поскольку она грозила всё под собой уничтожить. Как я уже говорил, у людей было два варианта: виноват, что знал, и виноват, что не знал. И нужно было хоть как-то притормозить, в противном случае — полное истребление лучших специалистов в любой области. По газетам четко прослеживается: истерика нагнеталась, восклицательных знаков всё больше и больше, риторика становилась всё более кровавой, а в 1938-м накал постепенно начинает спадать. И если бы уничтожили всех, в Саратове просто не осталось бы писателей, а это тоже плохо — получается, что партийные и карающие органы вовремя не среагировали должным образом.
— Ты начал заниматься саратовской писательской организацией с архивных документов, а потом перешел непосредственно к делам НКВД. Так?
— Да. Я знал предысторию, несколько версий случившегося, но не знал, какая из них главная. Например, за что арестовали и расстреляли Кассиля? За то, что на лекциях цитировал Троцкого? За антисоветскую повесть? Или за то, что выписал путевку в санаторий своей жене? Меня интересовала технология уничтожения человека. Выяснилось, что за всё. Чем больше ты рисовался, тем больше вероятность, что тебя подстригут.
Бывали счастливые исключения, но это просто людям везло. Григорий Боровиков, молодой журналист, работал в нашем «Коммунисте». Метался между Сталинградом и Саратовом, так как образовывался Нижне-Волжский край. Жена была там, он здесь, не мог определиться. На собрании встает некая дама и говорит, что стенгазета у них в ужасном состоянии. Кто редактор стенгазеты? Товарищ Боровиков. А где он? В Сталинграде. В старости (умер он в 1993 году) Боровиков говорил, что его спасло, что он не сидел на месте. Возможно, так и было, потому что я лично дважды читал, что после таких обвинений, как развал работы центрального краевого издания — пусть это и стенгазета, человека надо брать. К тому же, Боровиков приходил домой к Касперскому, Кассилю, выпивал с ними и ездил на машине — с двумя врагами народа.

Мухина-Петринская<<< Валентина Мухина-Петринская.

Я неоднократно слышал от саратовских писателей, что всех посадила Мухина-Петринская. Как это так? Ведь она сама 10 лет отсидела! Я просмотрел все, связанные с Мухиной-Петринской, документы. Эта женщина, несмотря ни на что, не признала свою вину. Мужики ломались и в чем только ни признавались. Кассиль признал свою вину, а Мухина — нет! Более того, в тюрьме она написала заявление, чтобы ей 10 лет тюрьмы заменили 25 годами лагерей. Это был человек с железной волей. И уж кого никак нельзя заподозрить, так это ее. Но кто распускал эти слухи? Это выясняется из послевоенных протоколов партсобраний. Как правило, это человек с нейтральной фамилией — скажем, Беляев. Я спрашивал, кто это? Никто не знает. Не было такого писателя. К каждой творческой организации приставляли либо отставного военного, либо отставного работника НКВД для присмотра. Он сидит, голосует, приглядывает. Именно эти люди открытым текстом заявляли, что если бы Мухину вовремя не посадили, она бы посадила всех остальных.
— Где проходили собрания писателей?
— Во Дворце труда на ул. Сакко и Ванцетти, потом они переехали в Дом работников искусств на Комсомольскую, затем — в Дом книги на Проспект. Вообще, меня как жителя центра города Саратова поразило, что все события вокруг писательской организации происходили на очень небольшом пятачке. Мухина жила на Советской и Чапаева (где сейчас Аграрный университет), НКВД находился на Дзержинского, Земной жил на Вольской и Челюскинцев, Кассиль — на Цыганской (теперь Кутякова).
Во всей этой истории меня в первую очередь интересовало поведение творческого человека в экстремальных условиях. Изучение их произведений — дело филологов и литературоведов.
— Родственники интересовались судьбой этих людей?
— Родственникам Кассиля говорили, что он умер от болезни в 1943 году, потом — дату смерти приближали к истинной и правду сказали только в период реабилитации. Дату расстрела скрывали до 1957 года. Брат Лев писал Вышинскому, Молотову, потому что посадили и Иосифа, и его жену Зинаиду как члена семьи врага народа, а их дочь отправили в спецприемник. В Москве Льву говорили, что дело в Саратове, в Саратове — дело ушло в Москву. Мало того, Зинаида узнала, что Иосифа нет в живых, только освободившись, и лишь в конце 1950-х ей сказали, что он был расстрелян. Она всё это время его ждала.
Что касается Мухиной-Петринской, она освободилась в 1945-м, в Саратов приехала в 1955-м, так как не могла жить в крупных городах, написала воспоминания, в которых очень много фантазий. Например, в одном из писем она говорит, что в 1940-х встретила в лагере Бруно Ясенского (писатель, поэт, драматург.— Авт.). Не могла: его расстреляли в 1938-м. Пишет, что встретила Кассиля. Не могла: к тому времени он был расстрелян. Зачем она это делала? Несколько версий. Возможно, в случае с Кассилем она пыталась вложить в его уста то, что хотела сказать сама, в частности — кто виновник их ситуации. О Бруно Ясенском написано в личном письме. Для чего? Не знаю.
Есть письмо жены Кассиля, Зинаиды Петровны, Валентине Мухиной от 18 марта 1957 года. Обе отсидели по 10 лет, одна живет в Джезказгане, другая — в Саратове. Последняя фраза (читает.— Авт.): «Я в ужасе, что Земной жив и здоров. Была уверена, что эта нечисть захлебнется от наших слез и проклятий. Очень была бы рада, чтоб кто остался в живых, вывели бы его на чистую воду. В партии таким не должно быть места». В этом же письме она пишет: «Ося погиб еще в 1943 году. Мне не сообщали об этом до момента моего освобождения в 1945-м». Ося не погиб в 1943-м! Он был расстрелян в 1938-м! 1957 год: ей ничего не известно! «В тот ужасный день Наточку забрали в детдом, меня в тюрьму, квартиру опечатали...». Это переписка двух женщин, которые знают, о чем говорят.
Мухина была крайне неудобной для наших местных товарищей, потому что была женщина резкая и постоянно скандалила. Могла написать в обком, что литфонд выделил саратовскому отделению писателей полмиллиона на квартиры, а её в списках нет. И ей квартиру дали. Правда, после письма Твардовского Шибаеву (с 1959 по 1976 годы — первый секретарь Саратовского областного комитета КПСС.— Авт.). В 1958 году её заметил и Паустовский, она начала активно печататься, причем сразу в Москве, минуя саратовскую писательскую организацию. Умерла она в Саратове в 1993 году от диабета.
— Дальнейшие изыскания планируешь?
— Обязательно, потому что меня волнует судьба еще нескольких человек. В первую очередь это Виктор Бабушкин и Виталий Волков. Я хочу понять, по чьей вине они сидели. Мне кажется, это важно.
В дальнейшем, когда закончу с довоенным периодом, постараюсь дойти до 1960-х. Это уже — условно — наше время, живы родственники (а на публикацию каких-либо личных сведений необходимо их согласие), и уже нет того кошмара, начинаются невероятные вольности: человек встает и вслух говорит то, за что несколько лет назад можно было сесть. Это очень заметно — по документам, газетам, книжкам. Самое суровое наказание теперь — выговор, и людей перестали убивать за малейшую чепуху. И хорошо, что так случилось.

Подпишись на наш Telegram-канал. В нем мы публикуем главное из жизни Саратова и области с комментариями


Теги: Саратов, театр, жара, преступление, уголовное дело, студенты, должность, писатель, консерватория, партии, имена, завод, публикация, убийства, литература, документ, умер, Художник, там, отпуск, картина, организации, обсуждение, вопрос, тиражи, времен

Оцените материал:12345Проголосовали: 28Итоговая оценка: 3.07
Каким бюджетникам стоит повысить зарплату?
Оставить комментарий

Новости

Частное мнение

26/03/2024 10:00
Шутки Юрия Моисеева за 8 миллионов. Как в Марксе могли обмануть и бюджетников, и губернатора?
Шутки Юрия Моисеева за 8 миллионов. Как в Марксе могли обмануть и бюджетников, и губернатора?Ситуация с бывшими казармами на Куйбышева оказалась сплошной мистикой
25/03/2024 16:11
Беседа с инсайдером: наша мэр ни разу не хозяйка
Беседа с инсайдером: наша мэр ни разу не хозяйкаСлухи у нас
24/03/2024 12:00
Культурный Саратов: афиша мероприятий на 25-31 марта
Культурный Саратов: афиша мероприятий на 25-31 мартаКонцерты, спектакли, выставки и другие интересности
23/03/2024 10:00
Субботнее чтиво: итоги уходящей недели
Субботнее чтиво: итоги уходящей неделиГоремычный театр, беспилотники-неудачники, прокуратура недовольна ГЖИ
22/03/2024 16:00
Серийные разборки: сериал
Серийные разборки: сериал "Сегун" Новая "Игра престолов"?

Блоги



Поиск по дате
« 28 Марта 2024 »
ПнВтСрЧтПтСбВС
26272829123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,
Яндекс.Метрика


«Общественное мнение» сегодня. Новости Саратова и области. Аналитика, комментарии, блоги, радио- и телепередачи.


Генеральный директор Чесакова Ольга Юрьевна
Главный редактор Сячинова Светлана Васильевна
OM-redactor@yandex.ru

Адрес редакции:
410012, г. Саратов, Проспект им. Кирова С.М., д.34, оф.28
тел.: 23-79-65

При перепечатке материалов ссылка на «Общественное мнение» обязательна.

Сетевое издание «Общественное мнение» зарегистрировано в качестве средства массовой информации, регистрация СМИ №04-36647 от 09.06.2021. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций. Эл № ФС77-81186 от 08 июня 2021 г.
Учредитель ООО «Медиа Холдинг ОМ»

18+ Федеральный закон Российской Федерации от 29 декабря 2010 г. N 436-ФЗ